О том, что некоторыми навыками рыбной добычи обладали даже неандертальцы - создатели культуры древнекаменного века - свидетельствуют многочисленные археологические находки, сделанные на Юге нашей страны, в Африке, в Южной и Западной Европе, и Южной Азии. В пещерах историками найдено большое количество рыбных костей, что говорит о том, что рыба присутствовала в пищевом рационе древнего человека.[

Правда, сказать достоверно, каким способом лова обладали первые рыбаки, очень сложно, так как никаких приспособлений для рыбной охоты, относящихся к эпохе палеолита, учеными не обнаружено.

Скорее всего, неандерталец-рыболов полагался на свою ловкость и природную интуицию. Только многим позже, в период мезолита, среди прочих артефактов появляются первые орудия для рыбной ловли. Люди того далекого времени внешне мало отличались от современного человека, а вот рыболовные снасти претерпели немало преобразований.

Большинство ученых склоняются к тому, что охота и рыбалка родились примерно в одно время - наши предки с одинаковой ловкостью и проворством при помощи примитивного копья добывали и сухопутную дичь, и пронзали крупную рыбу. Основные поселения людей в эпоху неолита возникали вблизи рек и водоемов, вместе с этим росло и значение рыболовства.

Сейчас трудно сказать, какая из рыболовных снастей первой появилась у первобытного человека, возможно, это было нечто напоминающее поплавочную удочку. А идея ловить рыбу на съедобную приманку, скорее всего, появилась, когда человек, отдыхая на берегу, наблюдал за тем, как голодная рыба с жадностью хватала падающих на поверхность воды насекомых. Роль лески вполне могли выполнять волокна растений или жилы животных, прототипом современного крючка могла служить острая кость или сучок из твердой древесины.

Со временем и рыба становилась осторожнее при появлении человека на берегу, поэтому снасти постоянно совершенствовались. С каждым днем обновляются орудия лова и в наши дни, периодически пополняя арсенал современного рыболова. А снасти, используемые сегодня, не идут ни в какое сравнение с их прародителями, хотя и основное назначение их отдельных элементов принципиально не изменилось.

Рыбацкая романтика.

Возьмите в руки длинное удилище, снимите крючок и грузило, укоротите леску, привяжите мормышку и, двигаясь вдоль берега, забрасывайте мормышку с приманкой на крючке к обрезу водной растительности и в прогалы среди нее. Пусть мормышка медленно опускается отвесно вглубь и поднимается кверху, напоминая невесть откуда взявшуюся букашку, которой где-то удалось раздобыть опарыша, червя, мотыля или пареное зернышко. А кто из уважающих себя подданных Нептуна останется равнодушным, когда на глазах какая-то козявка волокет частичку корма? Отнять немедля!.. И вот уже окуни, плотвицы, красноперки, подъязки — да мало ли в подводных закоулках агрессивных завистников! — плещутся в садке. А окажись на крючке мормышки малек — вполне реально жаркое из горбача-тяжеловеса. Не поленитесь приделать к кончику удилища длинный, отогнутый в сторону или поперечный кивок из стальной ленты, пружинки, пластмассовой полоски. Чувствительность снасти утроится.
Ну, а если прибрежная полоса полных зарослей без просвета, широка, и у той, противоположной границы ее то и дело раздаются бередящие рыбацкую душу всплески жирующей рыбы? Опытные рыболовы в таком случае прибегают к услугам удочки с безынерционной катушкой. И поплавок ставят особый — скользящий. Для этого на леске не туго, чтобы можно было двигать вверх-вниз, завязывают узелок из толстой лески или нитки. Его высота от крючка должна соответствовать выбранной глубине спуска. Наживив крючок приманкой, поплавок сдвигают к грузилу и забрасывают в выбранное место. После приводнения грузило, а вместе с ним и крючок с насадкой, устремится ко дну. а когда поплавок упрется в ограничитель, приманка зависнет в воде на нужном уровне. Имея лодку, заманчиво пройти с дорожкой вдоль щучьих засидок, почти в точности повторяющих все извивы речных заводей. Шаловливый ветерок разносит по плесу медвяный аромат цветущих трав, млеют в выси легкие и белые, как брызги алебастра, облачка, вот из чащи донеслось завывно-томное "ку-ку... ку-ку...". И вдруг — рывок; словно там, внизу, кто-то решил испытать на прочность капроновый шнур. А немного спустя в расступившейся воде вскинулось прогонистое зеленовато-пятнистое тело... Ловля на дорожку позволяет обойтись даже без удилища. Потребуется лишь леска длиной 40-50 метров, спин-нинговое грузило, вертлюжок, блесна, якорек, который нелишне опушить красной шерстью. Блесну постепенно стравливают с плывущей лодки и ведут невдалеке от дна или вполводы.
Как уверяют старые рыболовы, судак — рыба самая бестолковая. По праву ли он носит это не столь почетное определение — судить не берусь. Но что у него губа не дура — факт несомненный. Его, в отличие от щуки, непритязательной к жилью и пище, не встретишь в маловодных, непроточных прудах, озерах, старицах, на илистых, полузаросших участках плеса, где вода, не в пример текучей, может и тиной попахивать. Родная стихия этого перламутрового хищника — светло-струйные потоки. Как и подобает речному разбойнику, он сторонится постороннего глаза и света, таится в мрачной глубине ям среди частокола задубелых коряжин и осклизлых валунов. И набеги на неосторожную молодь совершает в предрассветной мгле, когда в спящей реке еще сонно вздыхают лещи, а небесные дворники едва начинают сметать звездную порошу. Полуживую рыбешку, тем более располневшую в талии, как густерка, которой бы с удовольствием закусила щука, судак не возьмет. Подавай ему, гурману, живца шустрого, непременно стройного, поджарого, чтобы хрустел на зубах, как пескарь, или таял во рту, как уклеечка. И за ним, хочешь-не хочешь, судаку приходится из глубины подниматься на мелководье — к песчаной чистилке, перекату, что нам, рыболовам, на руку. Долго ли изловить того же пескаря и опять пустить его на от-теиерь уже с крючком, зацепленным за ноздрю? Только не пало оснащать донку жестким металлическим поводком — это наверняка испортит охоту. Хватка у судака хоть и бульдожья, а зубы — острейшие, но между ними найдется безопасное углубление для мягкого капронового поводка. А вот подсечка требуется резкая, иначе крючок не пробьет плотную, хрящеватую судачиную пасть, да и тащить хищника стоит споро, без передышки, если, конечно, прочность лески допускает такую вольность.
Или взять старинный способ ужения — проводку. Он позволяет разнообразить ловлю, пополнять обед разными деликатесами. Ведь приманку могут схватить и плотва, и язь, и голавль, и лещ, и многие другие речные обитатели. Для насадки используют личинок насекомых, собранных на берегу, в прибрежном мелководье. Особенно заманчиво набрать хруща (майского жука). Летает жук только в светлое время, а на ночь устраивается на небольших, обычно стоящих на отшибе лиственных деревцах. На ранней зорьке под кроной расстилают пленку, газеты или плащ, ствол резко встряхивают, и оцепенелые жуки сваливаются с ветвей на подстилку. Собранных жуков хранят в коробке с отверстиями для доступа воздуха, куда помещают немного молодой листвы осины или березы. На крючок насаживают одного жука с надкрыльями или без них.
С приходом лета на смену майскому приходит июньский хрущ, тому, в свою очередь, июльский. Поклевки участятся, если рыболов не поленится опустить в воду шары из глины, замешанные с рублеными червями. Годятся на прикормку также отруби, различные распаренные зерновые отходы.
Для ловли с берега отдают предпочтение легкому удилищу длиной 4-5 метров, оснащенному кольцами малого диаметра. Катушка проводо-чная. небольшая, с тормозом-стопором, леска с запасом, диаметром 0.20-0,25 мм, поводок, естественно, тоньше. Приманку пускают впритирку ко дну или так, чтобы она слегка касалась его. А во время проплыва нет-нет, да и попридержат поплавок, дав течению возможность оторвать приманку от грунта. Именно в момент подъема чаще всего и происходит поклевка. Подсекают, едва заметив аномалию в поведении поплавка: остановку, вздрагивание, сдвиг в сторону, всплытие, погружение и т. п.
У воды ведут себя осмотрительно: песчаный берег может неожиданно обрушиться, с глинистого — легко соскользнуть в еще холодную воду.

Сладость рыбной ловли.

Сладость рыбной ловли я впервые познал пятьдесят лет назад. Так уж случилось в моей жизни, что в 1943 году я на какое-то время остался беспризорным и меня приютили дальние родственники по материнской линии, которые жили в эвакуации в Барнауле. Барнаул стоит на высоком левом берегу Оби. Помню первое впечатление от величия этой сибирской реки. С края обрыва, от крутизны которого кружилась голова, змеились вниз тропинки к узкой полоске намытого волнами песка. Ближе к правому, низкому берегу белели песчаные отмели. Весной Обь разливалась на многие километры, и правый берег до самого леса на горизонте был покрыт полой водой. Вешняя вода сходила, оставляя множество озер, озерков, ериков и проток. И все эти водоемы были богаты самой разнообразной рыбой; особенно много в них было сибирского чебака, окуня и щуки.
Через какое-то время, пообвык-нув, я стал часто убегать на Обь с бесхитростной донкой: суровая крученая нитка, свинцовый глухой груз и крючок. На червя ловились окунь, крупный ерш и чебак. При ветре и большой волне нужно было забрасывать с прибойного берега за мутную полосу воды, и поклевки следовали одна за другой. Очень интересно было ловить с плотов в щелях между бревнами. Поклевки ощущались пальцем, они всегда были неожиданны, и каждый раз я вздрагивал перед подсечкой. Пойманная рыба нанизывалась через жабры на кукан. По дороге домой я нес его как бы небрежно, но мальчишеская душа ликовала от гордости. Иногда я ходил смотреть на "серьезную"ловлю. Около так называемой "трубы" ловили донками крупного язя. Ядохимикатов тогда еще не было, и через "трубу" спускалась, так сказать, чистая органика, что и привлекало к этому месту стаи язей.
Самому мне такая ловля была еще не по силам.
Спустя год мы с моим родственником уже освоили и другие водоемы. В пойме Оби в километре от реки находилось большое озеро, которое называли Лебединым. Там мы ловили с лодки среди белых кувшинок. На больших плесах озера сидели густые стаи уток. Иногда взрослые брали меня с собой на ловлю бреднем в мелководных протоках, текущих параллельно Оби. Добыча была самая разнообразная, часто попадались довольно крупные щуки. Тогда я впервые увидел, как щука, ткнувшись в бредень и не находя выхода, перепрыгивала через него. Каждый такой прыжок сопровождался моим восторженным визгом и огорченными ахами взрослых. А потом происходил дележ пойманной рыбы на кучки по числу участников ловли. И как сладко пахла эта свежая рыба! Конечно, в те военные годы рыба и дичь были серьезным подспорьем для жителей Барнаула.
Километрах в двадцати от Барнаула находился полустанок "Казанский разъезд", рядом с которым протекала речка Казанка (возможно, какие-то названия я помню неточно, но память сохранила главное). Добраться туда можно было на рабочем поезде, который ходил на правобережье Оби дважды в сутки, утром и вечером. Этот поезд был единственной возможностью, не считая лодок, перебраться на противоположный берег Оби, поскольку по условиям военного времени железнодорожный мост очень строго охранялся и по нему было запрещено ходить пешком. Поезд останавливался "по требованию": рыболовы договаривались с машинистом, выходили и садились на любом участке пути.
Казанка была небольшой, уютной речкой с омутами и нешумными перекатами. По ее берегам весной буйно зацветал шиповник, и окрест стоял аромат этих диких роз; попадались поляны, сплошь покрытые незабудками. Рыбье население речки было обычным: от берега часто шарахались щуки, отменный окунь и чебак охотно клевали на червя. Но водилась там рыба, которая особенно привлекала рыболовов: это был линь. Хорошо помню, как однажды мой родственник поставил в омутке две поплавочные удочки и отошел в сторону. Я увидел, как клюет сразу на обеих удочках: на одной поплавок уже утопило, а на второй он как бы приседал и пускал небольшие круги. Мой родственник подбежал, схватил вторую удочку и с трудом вывел большого линя. На другой удочке оказался всего лишь окунь. На этой речке я однажды провинился — упустил целый кукан с окунями. И встретился с не понятным тогда для меня явлением: стоит стайка чебаков, червяк прокатывается по их спинам — и ни единой поклевки. Я был поражен, не мог объяснить себе этого. И как часто в последующие годы я сталкивался с полным бесклевьем и находил для этого десятки оправданий.
Но самым незабываемым впечатлением тех лет была двухдневная поездка на лодке вверх по речке, впадающей в Обь напротив барнаульского элеватора. В конце августа погода была все еще вполне летней. Мы отправились во второй половине дня. Нельзя не сказать несколько слов о плавсредствах тех времен. Тогда на Оби в районе Барнаула самой распространенной лодкой была "душегубка". Делалась она из кровельного железа, листы которого формовались и пропаивались в местах стыка. Получалось легкое, но весьма неустойчивое и опасное сооружение — отсюда и название.
Вот на такой лодке мы благополучно пересекли Обь и стали подниматься вверх по течению речки. Уже к вечеру мы проплыли через большой омут, вода в котором кипела от всплесков вышедшего на поверхность крупного окуня. Мелкая рыбешка часто выбрасывалась на прибрежный песок, и как только она снова попадала в воду, тут же возникал бурун. Мы некоторое время наблюдали это окуневое игрище. Когда я вспоминаю ту картину, всегда мечтаю: попасть бы мне на тот омут и в тот вечер с моим сегодняшним опытом и спиннинговой оснащенностью!
Чтобы добраться до намеченного места к утру, мы плыли и часть ночи. Я задремал и вдруг проснулся от прикосновения к лицу чего-то мокрого и живого. Лодка въехала в стаю дремавших чебаков, они в панике стали выскакивать из воды, и несколько штук попали в лодку. Причалив к берегу, мы провели остаток ночи в лодке.
Утром мы были на месте, которое достойно подробного описания. Протяженный плес с едва заметным течением, левый берег — песчаная отмель, окаймленная сплошной стеной лозняка, через который можно было только прорубаться. Отмель под крутым углом уходила в глубину, противоположный берег — глинистый обрыв. На отмели мы и расположились, первым делом построив шалаш.
Чтобы мне не было скучно, мой родственник настроил для меня поплавочную удочку и обеспечил меня насадкой. В конце отмели, где был выход слоя глины, он зашел в воду и отломил несколько больших
кусков глины. В глине были четко видны какие-то отверстия. Разламывая глину по этим отверстиям, мы доставали личинок поденки. Светло-коричневая страшноватая на вид личинка является великолепной насадкой при ловле разной рыбы. Кстати, в самой Оби именно на личинок поденки ловилась на донки стерлядь.
К вечеру состоялась генеральная ловля, ради которой и было предпринято наше путешествие. Мы отплыли на лодке метров на двадцать от берега. Мой родственник приготовил снасть, с приблизительным описанием которой мог быть знаком тот , кто читал Сабанеева дореволюционного издания. Сабанеев писал о сибирских "облитнях", по способу крепления к леске и по форме несколько напоминающих современные мормышки. Та снасть, на которую ловил мой родственник, представляла собой короткий удильник с прочным шнуром на мо-товильцах (понятно, что никаких синтетических лесок в то время у нас еще не было) и, условно говоря, мормышкой большого размера, плоской и удлиненной формы, с большим крючком. Насадкой служила взрослая лягушка. Техника ловли этой снастью — нечто среднее между мормышением и отвесным блеснением: плавные, неспешные взмахи с паузами и покачиванием насадки. Ловили этой снастью крупных окуней и щук.
Такой способ ловли в отвес на лягушку в средней полосе России я никогда не наблюдал, а самому попробовать так ловить — все руки как- то не доходили, но мысль об этом не оставляю.
Мы приступили к ловле; я, естественно, в роли наблюдателя. На горизонте появились первые признаки надвигавшейся грозы. И начался клев! Это слово в данном случае надо было бы написать с большой буквы. Через каждые несколько минут следовал рывок, и мой родственник с помощью подсака водворял в лодку очередного окуня. Насколько я помню, шел окунь от 700-800 граммов и больше. Один попался гигантский, вес которого я боюсь определить даже приблизительно.
Нужно было спешить: надвигалась гроза. Ловля шла уже не на целую лягушку, а на то, что от нее оставалось после поклевки. Гроза
была близко, прошумели первые порывы шквалистого ветра. Поймав около двух десятков потрясающих своими размерами окуней, мы были вынуждены прекратить эту уникальную ловлю и едва успели причалить к берегу и спрятаться в шалаше. Сейчас, вспоминая подробности той ловли, я могу сделать вывод, что тогда произошло редкое стечение обстоятельств: наличие прекрасной рыбы, отличное место ловли и подходящая погода. Впоследствии мне неоднократно приходилось встречаться с утверждением об особой активности хищной рыбы перед грозой.
Проснувшись на следующее утро, я понял, что остался один. Не было на месте и лодки. Первая детская мысль — меня бросили, покинули. Я готов был уже разреветься, когда увидел на плесе нашу лодку. Родственник показывал мне большую щуку. На утренней зорьке он успел побывать и на соседнем озерке, где убил нескольких уток.
Мы собрались в обратный путь. Дорога домой была легкой — плыли по течению. Я распустил за лодкой метров десять лески с насадкой из нескольких личинок поденки. Вскоре последовала поклевка, за ней рывок и обрыв жестко закрепленной лески. Что это была за рыба, остается только гадать.
Я думаю, что именно в те годы в мое сознание проникло ощущение природы как первоосновы всего сущего, в том числе и человеческой жизни. Тогда в моей душе возникло чувство единения с природой, которое с годами преобразилось в определенное мировоззрение. Потом, в зрелом возрасте, у меня было много возможностей посетить те места, но, без всякого сомнения, самоубийственная деятельность человека сказалась и на окрестностях Барнаула, и я не хотел увидеть обезображен-нымисветлые картины моего детства, не хотел, чтобы замутилась первозданная память. Те воды давно утекли, но останется со мной запах большой обской воды, пока не иссякнет река моей жизни. Побывав за свою долгую рыбацкую жизнь на более чем двухстах больших и малых реках, озерах и водохранилищах, я никогда и нигде не чувствовал подобного запаха. Этот запах неповторим, как неповторимо детство и сама жизнь.

Скупа в глухозимье рыбалка.

Сумрачно в подводном царстве. Обитателям глубин, отрезанным от внешнего мира толстым слоем льда и снега, становится душновато, особенно в водоемах мелких, замкнутых, с развитой растительностью, которая, отмирая, забирает порой последние крохи кислорода.
Павшие на них зимние невзгоды разные рыбы переносят по-разному. Одни — угорь, карась, линь — пережидают лихолетье, зарывшись в ил, другие, как карп, сом, проводят холодное время в оцепенелом состоянии. Окунь, лещ, щука, судак и прочие бодрствующие рыбы живут в это время по принципу: меньше двигаться, меньше есть — не до жиру, быть бы живу.
Лишь единственному представителю тресковых — налиму — все нипочем. Пик суровой поры года — время свадьбы этого подводного оригинала. А пока семейные хлопоты не начались, он двигается встречь потоку, на камушки, жадно схватывая подвернувшуюся рыбешку, будь она живая или снулая, пучок захолоделых червяков, ровно как и другую скромную добычу, да проделывает все это воровато, под покровом тьмы, когда гуляет поземка, а звезды скрыты черными тяжелыми тучами.
Тем, кто вознамерится отведать деликатесной, считай тресковой, печоночки, которая у налима не только божественно вкусна, но и — на удивление — велика, слишком ухищряться не придется. Достаточно немудреную снасть привязать к палочке и с вечера опустить с наживкой, лучше осклизлым ершом, под лед невдалеке от берега. А поутру, может статься, доведется с трудом протаскивать через лунку хищную усатую рыбину с маленькими злыми глазками. Пойманного налима стоит тут же укрыть толстой снежной шубой или пустить его в специально вырубленную во льду канавку с водой — перемерзлый, он не оправдывает надежд гурмана.
В глухозимье на случайный успех рассчитывать не приходится. Но удача обязательно придет к удильщику, умело наладившему снасть, настойчивому в поиске рыбы, хорошо изучившему водоем, стоянки и повадки его обитателей. А трудности лишь раззадоривают. Любой трофей — ершишка ли колючий, плоская, как фанера, гус-терка или полосатый окунишка — становится желанным вдвойне.
Хорошо провести студеный денек где-нибудь у речной излучины, под высоким бережком. Вверху, над крутояром, в голубом морозном пламени выводит одну и ту же заунывную ноту забористый ветерок, а здесь, на льду, тихо и... ощутимо солнечное тепло. Выбрав местечко с глубиной и несильным течением, можно попытаться выудить поплавочной удочкой полнотелую плотву, а то и, в качестве награды за усидчивость, доброго леща-шатуна. Разумеется, сначала усыпив бдительность дармовыми подачками мелкого мотыля, слегка притомленного, чтобы дольше задерживался на поверхности донного грунта, а потом подсунув, уже на крючке, "бутерброд" — комбинацию из мотыля и репейника (полынника)... И вот белоголовый поплавок с тупой макушкой еле заметно вздрогнул, словно его кольнули острым, и сместился в сторону. Сместился чуть—чуть. Но рыболов все замечает: молниеносная подсечка — и увесистая рыбина навсегда распрощалась с родной стихией.
Труднее добиться поклевки на озере, даже отличающемся глубиной и обилием родников. Но и отсюда не в диковинку возвратиться с весомым уловом. Снасть обычна: крохотная, с просяное зернышко, мормышка да леска—паутинка. Тонкость в другом. Вялая рыба сторонится слишком резвых, со сравнительно большой амплитудой, движений приманки. Ее скорее соблазнит мормышка, которая лениво шевелится у дна. Минимальна и насадка на крючке. В период слабого клева она едва закрывает жало. Будут хватки на малюсенькую мормышку и без насадки, если ей придать мелкие, но частые-частые колебания.
Иногда для успеха достаточно нескольких миллиметровых отрезков оболочки цветного радиопровода, надетых на цевье крючка. Некоторые рыболовы используют черную шерстинку, делая из нее утолщение диаметром 2-3 миллиметра. В ходу также поролон, фольга, бисер и прочее — рыболовы на выдумки неистощимы! Успех, случается, приносят цветные бусинки, которые надевают на крючок мормышки в разных сочетаниях. Хорошо, когда бусинки свободно перемещаются по цевью, дополнительно возбуждая любопытство рыбы.
Охотники за щукой сохраняют шансы, правда, не очень высокие, на поимку зеленовато—пятнистой хищницы. Таится эта речная "акула" в полутьме омутов, ям, глубоких впадин, затопленных русел речек, оврагов. Лютая стужа ей не по нутру. Зато случись ветру-южаку потеснить холод — и от щучьей апатии не остается и следа. И чем дольше властвует буйная оттепель, тем жаднее берет живца или блесну хищница. В противоположность щуке, вспышки клева перламутрового судака падают на ровную морозную пору. Рыба эта зоревая, стайная, таится на глубине среди коряжников, каменных россыпей, там ее и следует искать с живцом или блесной.
В глухозимье, равно как и в другое время, речные обитатели не всегда держатся вблизи дна. Ухудшение условий зимовки может вынудить их подняться над грунтом вполводы и чуть ли не к нижней поверхности льда. Пробная ловля на разных горизонтах поможет отыскать след рыбьей стаи.
Да, скупа в глухозимье рыбалка... И все же интересна! Выуженный из темных глубин живой слито-чек серебра, пусть даже умещающийся поперек ладони, желателен вдвойне. И какое удовольствие вдосталь испить колючего морозного воздуха, полюбоваться сказочными чертогами Берендеева царства, что раскинулось поодаль, на взлобке, опоясав речную излучину!

Если бы вирнуть ту осень.

Не просто сейчас добраться до Лены: и дорого, и много всяких других сложностей.
На великой сибирской реке тайменя ловят ранней весной, едва сойдет лед, и поздней осенью на спиннинг или дорожку. После зимы охота на царь-рыбу очень коротка. Она надевает ярко-оранжевый брачный наряд и уходит в притоки Лены. Случается это на шестом году жизни. Молодь питается насекомыми и их личинками. Однако уже с пятилетнего возраста таймень становится свирепым хищником.
Когда-то царь-рыба попадалась на Волге, в Каме и Печоре. Теперь поймать здесь тайменя - величайшее событие. Да и в Сибири, и на Дальнем Востоке его ловят не так уж часто. Лишь в глухих притоках Лены можно поймать тайменя летом. Берут его в теплое время года на летние блесны, с ледоставом - на зимние.
Увлекательна охота ночью на царя хищников с помощью искусственной мыши. Сквозь пробку пропускают проводок. На конец его прикрепляют прочный тройник. Пробку обматывают куском бараньей шкурки. Луну почему-то таймень не любит. Особенно хорошо попадается он на мышь в белые ночи. Кругом тихо. Лишь вода гремит на перекатах. И вот нахальные всплески хищника. Это он преследует хариусов.
О прожорливости царь-рыбы ходят легенды. Нам тоже приходилось вытаскивать тайменя с позеленевшей блесной в пасти. Он оборвал крепкую леску и будто позабыл об этом происшествии: снова схватил искусственную приманку. Берет хищник любые блесны: светлые и темные, колеблющиеся и вращающиеся. Лишь иногда он отдает предпочтение, например, колеблющимся приманкам или светлым.
Таймени всеядны. Они берут любую рыбу (но прежде всего хариуса), птиц, мышей, леммингов. Хватают они и крупную дичь. Наверно, поэтому в Сибири его называют „гусятником". Крупная щука запросто заглатывает утку. Тайменю же и гусь по зубам.